Бег на месте.

Редиска, особенно если оставить несрезанными проросший корень и основание ветвящегося стебля, нередко напоминает цветом и неровностью формы сердце. Пусть оно твердое и неподвижное - не хочется обдавать кипятком. Но страшно есть немытые овощи. Я боюсь отравления и боюсь умереть от употребления некачественных продуктов питания.
(лето 99)

Вдоль железных дорог немало заброшенных сооружений непонятного назначения. Длинные одноэтажные постройки с широкими воротами вместо дверей похожи на склады, другие, с торчащими из крыш или выгибающимися из стен трубами, напоминают заводские цеха.
Может быть, в некоторых помещениях еще есть какое-то движение. Но снаружи видны только ржавое железо и крошащийся кирпич; кое-где по бокам прицепились деревца, приблизительно такие, как, бывает, выращивают, нарочно придушивая их в тесных горшочках.
Безрадостные и странные эти нагромождения рождают у меня такие же идеи. Скажем, где-то в этих развалинах может незаметно действовать небольшой крематорий для всей жизни.
В темноте бросится в глаза только случайная искра, вырвавшаяся из разогретой трубы: отмирающие кусочки вселенной поступают в покрытую копотью печку безлунными ночами, на этом фоне дым практически не различим.
Появляются ли схожие фантазии у других, я не знаю. К сожалению, не умею читать чужие мысли. А хотелось бы. (август 1999)

Одним летом оса врезалась в оконное стекло и оно испортилось. В паутине трещин поселился специальный серебристый паук, но он никого не ловил. Такие питаются съедобными кореньями и святым духом. Но он не хотел или не мог покинуть свой стеклянный дом и на его долю оставался только святой дух, поступающий, как известно, с солнечными лучами. То есть зимой, или даже поздней осенью, когда святого духа стало резко меньше, паук то ли умер, то ли впал в зимнюю спячку. Хотя не исключено, что и ушел-таки в теплые края, где много битых стекол и круглый год - 25 градусов. А оса после того удара головой повредилась рассудком, и хотя потом поправилась, все равно уже никогда не была прежней, так мне рассказывали. (27сент 2001)

Отлеталась
Так-то оно, конечно, так… Однако-ж поздним вечером приятно было иногда полетать. Вернее, поплавать по теплому летнему воздуху. А осенью дождь прибивает к земле. К тому же, холодно. Отлеталась. (осень 02)

(4u)
Я, неожиданно для самой себя, бросилась в атаку. Твой пристальный взгляд скрывал неуверенность в себе, а короткие реплики выдавали робость. Что понимаешь гораздо позже. Не понимая тогда ничего, я просто совершила пресловутый первый шаг.

Первое ощущение - я держусь за тебя. Дальше - стараюсь двигаться красиво. Не умею танцевать в паре. Скрываю волнение. Ускользающая серьезность момента. Следующий миг - водоворот. Я падаю банальным рыжим листиком. Если можно падать вверх.

Сейчас написанное - не потеснит ли остальное, несказанное, несказАнное?
Волосы, смуглая кожа, глаза - это слова для непосвященных.
Дыхание, танец, поцелуй, близость - наполнить это смыслом способны только ты и я.

Наполняем.

Твои губы прикасаются к моему ребру, засыпаешь. Медлю выключать свет. Это лицо интригует меня! Во всех чертах - неоднозначность, которую можно именовать двойственностью, если не вникать в суть. Но я буду смотреть на тебя, как на тропическое растение. (Редкий момент обоснованной гордости - мой подарок, темно-зеленый отросточек, завернутый перед путешествием по остывающему городу в полиэтиленовые пакеты, это будет Наше Дерево). Твоя гармония сродни ему, быстрорастущему, преображающемуся.

Женщина, в обращении к которой я осторожно применяю порой мужские окончания, что есть, по сути, не менее интимно, нежели прикосновение. Ребенок, страшащийся взросления. Способна ли я помножить эту юность на бесконечность?

Завтра ты, более, чем кто-либо из людей, напоминая мне грозовую тучу, нарочито-неохотно поделишься со мной очередной тревогой. Завтра ты скажешь что-нибудь несущественное, побуждая меня счастливо смеяться с тобой в унисон. Завтра ты, отведя взгляд в сторону, добиваясь крайней степени моей заинтересованности, наконец, выложишь мне новый тайный эпизод ночных фантазий, связанных в моем сознании с летом, проведенным тобою на море. Летом, в котором меня у тебя еще не было.

Я сожалею о нем, как можно сожалеть о даром потерянном времени. Странно, как легко перестать верить в чудо. Нечеткими ожиданиями удивительных вещей я могла бы скрасить свою жизнь. А кто знает, может, и твою, сверхъестественным путем вселяя в тебя предчувствие встречи. Но даже и теперь с трудом верится в хорошее, или, как ты говоришь, "позитивное". Во мне слишком велико стремление сомневаться …

В кафе становится людно. Мы совсем не привыкли быть на виду, добровольное заточение нам нескоро наскучит. И все же, здесь, разделенные шатким, нарочито грубо сколоченным столиком, мы вполне способны предаваться любимому занятию последних месяцев - познанию друг друга.
На тебе - мягкий свитер из разношерстных полос. Ты защищаешься им от колкой реальности или прячешь собственные шипы? Один вопрос из многих. Кстати, ты хорошо одеваешься.… Самое интересное - что ты думаешь в это же время, глядя на меня?

Кончилось пиво, ты резко поднимаешься и подчеркнуто целеустремленно идешь к стойке. Сколько раз я корила себя за эту боязнь любого действия, совершаемого на виду, когда всем телом ощущаешь неловкость! Я благодарна тебе за любую инициативу, и наблюдаю. Но почему, когда минутой позже ты возвращаешься, и, склонившись ко мне, целуешь в губы, мне едва ли не безразлично сдержанное удивление окружающих? А. (Я пытаюсь вновь собраться с мыслями). Просто мы вместе, ты и я.

Я усмехнусь и скажу тебе: "Графомания у нас в крови!" Ты, еще раз проглядев эти строчки, ответишь - дескать, да, это семейное.
Так мы в который раз противопоставим свой нежданный союз собственной непоследовательности и переменчивости настроений, а обращенные друг к другу сочинения на бумаге - одиноким размышлениям о самих себе, невыносимо ускользающим от попыток придать им хоть какую-нибудь достойную форму. (Ночь на 10дек. 03г.)

Вопрос
Утро начинается на кухне. Поднимающееся солнце слепит глаза. В его лучах пляшут пылинки. Кошка сузившимися зрачками провожает пролетающих за окном птиц. Горячий завтрак, и только свежезаваренный чай - другого не пьем. Я, по обыкновению, недоумеваю, глядя непроснувшимися глазами на тебя - сколько энергии! Утро - твое время. Твои цвета - желтый, оранжевый, красный. У тебя рюкзак и спортивная обувь. Как всегда, застегивать куртку ты станешь только на улице - смешная привычка. Хотя снег только-только растаял и по неприбранным дорогам колкий ветер гоняет мусор, таким весенним днем, как этот, можно не опасаться простудиться, я не волнуюсь. Опять опаздываешь в институт минут на сорок. Прощались в прихожей, потом на лестничной площадке… Может, спуститься вместе на лифте? Буду махать тебе из окна, пока ты не скроешься из виду, как это делала моя мама, провожая на работу моего отца. Постель не убираю - там еще твой запах. Я зароюсь лицом в подушку еще ненадолго. Издалека по радио говорят что-то про погоду. Лето обещают жарким. Охотно верю метеорологам. Я признаю их правоту, полагая, что знаю о грядущем лете много больше, чем они.

Зимой не так страшен холод, как темнота. Почти все время - в темноте. С приходом морозов постепенно привыкаешь прятать руки в варежки, привыкаешь к затрудненной снежными заносами ходьбе, к тяжелой одежде. Но к темноте привыкнуть нельзя. Ее разгоняешь 100-ваттными лампочками, цветастыми заставками на компьютере, музыкой регги. Тем вечером мы подожгли темноту свечой. И она с краю, приходящегося на нашу комнату, начала тлеть, неслышно плавиться и обугливаться, пока не образовался неяркий круг тепла. В нем были мы и эмалированная кастрюлька с глинтвейном. Предпочитая пиво, не умею варить глинтвейн. Но все же пахнет вкусно. По моему примеру, ты носишь тапочки на босу ногу. По ковру ходим босиком. Сейчас я держу твою изящную, чудесно-нежную ступню в своей руке и опять радуюсь впечатлению, которое появилось впервые в день нашего знакомства - мысль о двух смежных деталях, составляющих один паззл. Трудное и увлекательное занятие - собирать картину из кусочков, где каждый, незаменимый никаким другим, должен находиться на своем месте. Радость от найденного, среди многих, одного нужного фрагмента знакома тебе по этой любимой твоей игре, известна она и мне, когда я обнимаю тебя. Вкруг нас - освещенное свечой пространство, границы которого ясны, но нам никогда не было тесно вместе. Разве только, для большего ощущения свободы, с дивана мы переместились на пол. Вечер же был, как казалось, безграничен. Время ничем не напоминало о себе, кануло в твои бездонные, южные глаза, отражающие пламя свечи и мое лицо, в мгновение перед поцелуем. На ухо друг другу мы рассказывали волнующие истории, в тот момент более достоверные, нежели действительность, шептали что-то безусловно нежное и серьезное. Мы мечтали о лете - и зачали его той ночью, надеясь друг на друга, лаская руками мечту, веря в волшебство.

Просто не знаю, сколько должно пройти времени, прежде чем наше лето появится на свет. Но, кажется, уже совсем скоро… Интересно, я часто улыбаюсь во сне?

В перерыве между парами ты подошла к лектору, желая продолжить обсуждение затронутых на занятии вопросов. "Что Вы можете сказать в этой связи об однополых браках"? Ученая дама, немного смешавшись, глядя мимо тебя куда-то в сторону и вниз, пробормотала что-то о психиатрии и методах лечения… (30марта'04)

Светло-зеленый долгоносик был похож на непрозрачную реторту на ножках. Смыслом его жизни было созерцание. Сидя на стреле вечно поднятого шлагбаума на дороге из бетонных плит, он улавливал направление ветра. Ветер шептал ему, что много севернее этих мест море бьется о камни, выбрасывая на берег прозрачных, беззащитных на воздухе медуз, а трава в тех краях имеет синий оттенок. Если тогда долгоносику становилось грустно, он уползал в поле, где флегматично пережидал кратковременные дожди и грозы.
После непогоды в капельках воды отражался весь мир, а у дачников со дна бочек для полива поднималось рыжее солнце. (июнь'04)

Ошалевшая от долгожданной летней жары, пушинка не заметила, как очутилась в концертном зале. Под потолком со значением смотрели друг на друга портреты великих композиторов. Случайной гостье эти лица не были знакомы. Хотя о Бахе, наверное, знает каждая пушинка, танцующая в солнечном луче. Но у этой пушинки была плохая память на лица. Поперек зала в воздухе был натянут провод, на котором в центре висел микрофон. Странно представить, что он ловит звуки, как сачок - бабочек, как сеть - рыбу. В сетях для музыки норовил застрять и сидящий где-то в первых рядах простуженный мужчина, тщетно пытавшийся сдержать приступы кашля, от чего даже покраснел. Вот он все-таки нарушил гармонию четвертной паузы. Мастер игры на скрипке с досады допустил небольшую оплошность. Причем именно в том месте партитуры, где этого и ожидала скривившая подкрашенные губы пожилая дама, в перерывах между музыкальными номерами учившая наизусть иностранные слова из толстой тетради, и дошедшая уже до слова "probably". Женщина, сидевшая с ней по соседству, не обратила внимания на неточность. Под сильным впечатлением от мелодии, она низко наклонила голову, чтобы падающие из глаз слезы не оставили мокрых дорожек на лице. Если бы слезы были драгоценными камнями, подумала пушинка, эта женщина вмиг разбогатела бы теперь так, что смогла бы купить весь этот зал, и заново покрасить кресла, чьи ножки, даже издали было заметно, давно ободрали нетерпеливые ботинки многочисленных случайных слушателей, которым тяжело бывает усидеть на одном месте. Пушинке захотелось сесть ей на голову, но волосы, на пушинкин вкус, слишком уж сильно пахли хной и хмелем. Поэтому она села на плечо девочки в уютной красной вельветовой рубашке, с которого слетела, когда музыка отыграла и все вышли в летний вечер. Свобода. (июнь'04)

Сумасшедшие парикмахеры много лет преследовали одну девушку. Она, очевидно, раздражала их привычкой бесследно исчезать в собственных волосах. Впрочем, с уверенностью назвать истинный повод к ненависти не представляется возможным - сумасшедших трудно понять. С перерывами на несвежий фаст-фуд и беспокойный сон, парикмахеры бродили по улицам в поисках своей жертвы. В карманах брюк они таскали острые ножницы. Но все бесполезно. Чувствуя приближение врагов, девушка всякий раз прикидывалась пустотой. А ножницы изнутри продирали в штанах дырки. Девушка год от году становилась все смелее, и так часто показывала негодяям кукиш, что ее большие пальцы стали чуть ли не вдвое больше обычной длинны. Что ее совсем не портило. Злоба же не красит никого! (15июля'04)

С неба опустилась водяная стена. Деревья голыми ветками царапали людям глаза. Ненастье проникло в дома: радио хрипело и кашляло, в телефонных проводах текла холодная вода. Лампы дневного света посылали невидимому солнцу привет с помощью азбуки Морзе. В моем спутанном сознании зрела посредственная повесть.
Позже воздух сделался наждачно-сухим. Пустое пространство ширилось, ожидая снега. Ветер гулял.
О дальнейшем не приходится и говорить… (ноябрь-12ноября'04)

Некая лошадь по временам была недовольна своей гривой. "Это ли не причина утопиться?" - сетовала она. Хотя всего-то и надо было, что отстричь секущиеся кончики и уложить челку. В полнолуние ее самоуничижительное настроение достигало апогея. Тогда лошадь торчала ночи напролет у реки, не в силах ни на что решиться. В безумных глазах несчастной отражался спутник Земли, тогда как из воды на нее глядели рыбы. Будь это целый табун плачущих лошадей, роняющих в пресную воду очень соленые слезы, обитателям реки пришлось бы худо. А так они ничего не предпринимали. Да и в любом случае, рыба лошади не советчик. Но зато на помощь приходило время: луна постепенно шла на убыль, и печаль оставляла лошадь до другого раза. Такой вот круговорот. Могло быть хуже. (сентябрь-24ноября'04)

Возраст любви
Чудесное время, когда от чувств крышу сносит настолько, что ты, расписывая их друзьям, забываешь позвонить объекту страсти. При том, что тебе позвонить нельзя – мама не поймет. Это период, когда вечером приходишь с букетом цветов, а утром приходится просить денег на метро. (Впрочем, случается приходить лишь с початой бутылкой пива в руках…) Некалендарная весна, когда, стиснув зубы, набиваешь себе на руку начальную букву дорогого имени, чтобы потом, когда получишь отказ, счастливо догадаться, что твое собственное имя начинается с той же буквы, а значит, и татуировку сводить не надо. Незабываемый период приступов ревности, и именно в пятницу вечером, когда твоя Дездемона от усталости даже помолиться не может, так спать охота. То счастливое время, когда обещаешь любимому человеку кругосветное путешествие, сэкономив, очевидно, на скромных обедах курьера шарашкиной конторы. Время горячих страстей, когда просто вынужден обнимать того, кто на это согласен в данный момент, трепетно храня, конечно, единственный образ… Как все-таки славно, что я уже вышла из возраста любви! (7марта 2005)

Поступок мужика
Стою в подземном переходе, стрелка у меня. Мимо люди ходят, не беспокоят. Только две угрожающего вида девочки издали поглядывают на меня с ленивым узнаванием. Вдруг резко останавливается мужик в дешевой кожанке. В руке у него цветы, в пожелтевшую газету завернуты.
-Что это Вы грустная такая стоите, давайте я Вам цветы подарю! - без тени улыбки, даже с какой-то боевой обреченностью в голосе.
Как я реагирую? Правильно, я сильно теряюсь.
-Да я, вообще-то, не грущу. Я музыку слушаю как бы.
А у меня, действительно, технотранс в ушах.
-Ну да, не грустная. Я вот цветы подарю Вам.
Ну, думаю, не иначе, ему некуда свой букет девать. Смотрю настороженно. Мужик же настаивает.
-Да, грустная! Скажите теперь, какие Вам цветы нравятся. Вот если гвоздики, лилии или розы, то что выберете?
Недолго думая, говорю:
-Мне сирень нравится.
-При чем тут сирень? Где я Вам сирень возьму, беспокоится мужик. -Так розы, лилии или гвоздики?
- Ну, розы.
- А какого цвета? Красные, белые или желтые?
- Ну, может быть, белого.
- Белого?! Как хотите, а я был уверен, что БОРДОВОГО! – восклицает мужик с отчаянием, и исчезает.
Не успеваю я переварить этот невероятный диалог, как мужик возвращается. «Вот!» Сует мне белую розу, и прежде, чем я успеваю сформулировать благодарность, на полном ходу убегает окончательно. Просто таки сломя голову.
И вот стою я в переходе, и подруга запаздывает, и мне не грустно вовсе, только тоска какая-то нахлынула. А в руке неприлично огромная, на редкость шипастая роза, которая пахнет, как целая цветочная плантация…
Бывают же происшествия.(10 Марта 2005 г.)

Хороший человек Борис
Он подошел ко мне на улице: «вот послушай, сестра!» Расстроенный. Строитель и разнорабочий. Из Молдовы, наверное, - он говорил, но я пропустила мимо ушей, как всегда, если со мной слишком хотят разговаривать.
Его на стройке обманули... Вообще-то он не пьет, но тут выпил бутылку пива с горя: «а как не выпить?»
«Смотри!» - показывает какие-то бумаги. «Должны были – двадцать четыре с чем-то. А заплатили десять с копейками. И за январь десять тысяч недоплатили». А он таскал огромные балки на плече. Мозоль натер.
«Страшный город. Нигде нет такого, чтобы так обманывали. Камень бы на шею – и в воду нафиг. Но дома дети маленькие, жена. Надо держаться».
В суд не пойдет. Б-г все видит, разберется, как сочтет нужным. «Плакать хочется. Ком в горле. Но слез нет. А начальнику Мерседес надоел, он Ауди себе купил теперь…»
Пожаловался - повеселел. В автобус со мной зашел. «Сама-то ты давно в Москве? Живешь здесь? Что, и прописка есть? А акцент откуда? Голос такой особенный, так бы все время и слушал…»
Что плохо – поговорить не с кем. Ты со всей душой – а от тебя отворачиваются. «Что такое красота? Красота, это когда душа красивая. А если злой человек, то не может в нем красоты быть. Вот ты – красивая и добрая, общаешься, как нормальный человек. На мою жену похожа чем-то. Она тоже так смотрит, улыбается, слушает… Вот хоть сутки бы с тобой проговорил – не надоело бы».
Я, конечно, не улыбаюсь, напротив даже нервничаю. Автобус стоит в пробке. Кругом постные лица сограждан. Я – как на сцене. Впервые в жизни мечтаю о парандже. «Особенно вот эти ямочки на щеках замечательные у тебя… И руки. А ты поговори еще что-нибудь, пожалуйста! Такой акцент красивый…»
Долго допытывался. Грузия? Армения? Ну, Кавказ-то есть? Или Средняя Азия? Предположил почему-то Грецию... Я не стала говорить, что инопланетянка. Он бы не понял, подумал бы - надсмехаюсь. «Ну, тайна, так тайна. Но, наверное, ты ЕВРОПЕЙКА!»
Сам по образованию инженер. Жена – медик. Семью не на что кормить. «Дети повисли на мне – не езжай, говорят, в Москву! Но поехал, куда деваться. Ни друзей здесь, никого…»
Достал из кармана стеклянный флакон с одеколоном, брызнул на меня. «Зачем? А вот спросят у тебя, что это вроде мужским одеколоном пахнет? А ты и скажи: вот, познакомилась с хорошим человеком Борисом! Ведь всякое в жизни бывает, правда?»
Разводит руки в стороны: «Я вот так свою жену на руках ношу! Все время! И тебя тоже надо, чтобы всегда носили на руках».
Прощается: «Поговорили - и как настроение поднялось! Уеду, останусь – не знаю. Но твой образ всегда в сердце буду носить».
А я потом ехала в метро, и женщины, чувствуя тот несколько тяжеловатый для меня парфюм, думали, не зная про Бориса, что хороший человек – это я. Уточнить же стеснялись, опасаясь, видимо, что лично для них я уж слишком хороша.
Вот так, господа, познакомилась я с хорошим человеком Борисом. И если меня кто обижать станет, он сказал, так он на расстоянии почувствует и хоть на том свете обидчиков достанет, так и знайте.(16 Марта 2005 г.)

Лучше бы я была твоим ближайшим другом. Дружба крепче любви. Лучше бы я была твоей матерью. Ведь родителей не выбирают. Лучше бы я была тобой. С самим собой нелегко разойтись. Лучше бы я была твоей жизнью. Ведь жизнь есть только одна. Лучше бы я была твоей судьбой. От судьбы не уйдешь.(24 Марта 2005 г.)

(посвящается нам)
В этот момент мы затеяли танец глазами… Вдруг темный потолок обрушился, вместе со всеми этими бумажными звездами и искусственным снегом. Радужный праздник рассыпался порванным бисерным браслетом, а наш двухголосный, беззвучный крик метнулся вверх - и в следующее же мгновение нырнул вниз, в пыльное облако, в сломанные ноты лучшей в мире песни. Адский грохот перечеркнул стеклянную попытку прощания… Южное лето потекло у меня между пальцев, я в ужасе разжала руки - и больше тебя уже не видела. В напрочь перепутанных измерениях агонизировали тени будущего. Хотелось крикнуть, что я виновата во всем. Но даже «прости» не вытолкнуть было изо рта, оказавшегося теперь ртом какой-то безводно погибшей рыбы. Ее (мою?) немеющую губу глубоко дразнил веселый железный крючок… Откуда-то из-за моей души выкатились и разбежались, как отчаянно живые, бесчисленные оливки…

А потом мы стали такими, как все.(19 Июня 2005 г. )

Дурацкое яйцо

Внутри особенно большого грецкого ореха, вместо обычного содержимого, возник человек. Вскоре скорлупа стала ему тесна. Он принялся стучаться наружу, взывая о молотке. Однако никто ему не помог. Говорили сурово: «Родился в орехе, так прими это как данность. Мы живем со своими проблемами, и не жалуемся». Встречались, правда, и добрые люди: они выжимали из своих поэтичных душ сладкие слезы, оставляющие на поверхности ореха грязные дорожки, а потом, вечерами, вздыхали на своих теплых кухнях, и брезгливо морщились, когда на память случайно приходила аналогия с бородатой головой внутри арахиса, которая, несомненно, является неживой. Попадались еще отдельные оригиналы, придвигающие красные лица вплотную к темной скорлупе, предлагающие обратить ореховый плен в какую-то нехорошую выгоду. Человек, обхватив голову руками – не то, чтобы по привычке, а просто иначе было совсем уж тесно, слушал безответно. Предпочитая сон неприглядной и непроглядной действительности, большую часть времени он представлял себе картины внешнего мира и еще невероятной красоты механизмы для колки орехов. Год за годом люди, недоуменно-надменно пожимая плечами, шли мимо дурацкого ореха по своим делам. Скрытая внутри все более неслышная жизнь была им неведома, и незначительный, в сущности, этот секрет немного бесил их, непосвященных, беспокоил. И вышло так, что однажды таинственному пленнику приснилось что-то неприятное, он дернулся неловко, да так, что пробил головой ненавистную скорлупу, раз и навсегда решив для себя вопрос о курице и яйце. Вылез и… совершенно никого вокруг не увидел. Неизвестно почему. В конце концов, долгое пребывание в грецком орехе вряд ли может пройти бесследно для душевного здоровья. Посмотрел направо, налево, да и пошел наверстывать упущенное время. Можете себе представить, как уязвлены и обижены были многочисленные незамеченные им свидетели происшествия… И некому было утешить их.(5 июня 2006 г.)

Однажды мой ум зашел за разум и затаился. Иду я, никого не трогаю, а он как выскочит из-за угла! Пошутил называется, подлец. Мы с ним неделю потом не разговаривали. (23 апреля '07)

"Благодарный автор - очаровательным Сударыням А"

Юрий Игнатенко, арбатский поэт.

Время, зачем ты мучаешь меня? Рвешь на клочки-минуты, раскладываешь мое податливое сознание на расписания, графики, рейсы, маршруты. Стрелки всех хронометров мира летят мне в сердце, Время, да ты снайпер! Все мои мысли о тебе, Время, черными цифрами поросли мои сны. Время, как больно ты скручиваешь меня каждое утро в пружину, до ломоты в костях. Ты поджигаешь меня своим, о да, многообещающим, огнем… и сминаешь после коротким окурком в пепельнице, привычно. Новый день как вчера, я начну; к вечеру снова вырасту веткой, и ты меня срежешь, садовник, а не то я рожу пух и прах, и полечу по улицам, что тогда скажут люди? Ты кружишь мне голову, и мир по часовой стрелке вращается все быстрее, ты опьяняешь меня, Время, и смеешься после, что я совсем не умею танцевать с тобой. Время, ты вынуждаешь меня любить скороссссть, а это разрушительная привязанность, ты ведь знаешь… Летят мимо образы, слова, чувства, пар из-под капота, ё, опять вскипели, Время, я просто помойка, не мерс не ягуар не ин-фи-ни-ти. Время, ты дурной фокусник. Из этого магического ящика не уйти живьем. Мне не проявиться в двух местах одномоментно, пощади! О Время, как ты умеешь сделать вид, что сверх двадцати четырех часов у тебя что-то есть для меня… Я ведусь-обманываюсь и жду и говорю пожалуйста, еще минутку, дай мне еще минутку, мне нужно, дай мне… Время, я угадываю тебя везде, ты знаешь, как напомнить о себе, даже если делаешь вид, что тебе вовсе не до того. Я ощущаю тебя, Время, я знаю твой запах, он впитался в мою кожу, в жизнь мою… Время, ты бесконечно, ну а я? Время, я – временно… Холмик гладкого, нежного песка, ласкающего ненасытное стекло песочных часов скроет меня однажды. И тогда – вспомнишь ли ты жертву свою? Время… (апрель'07)